Возникшее в 14 в. княжество Валахия, на знаменах которого издревле помещалось изображение коронованного орла с крестом в клюве, с мечом и скипетром в лапах, явилось первым крупным государственным образованием на территории будущей Румынии.

Одной из ведущих исторических фигур эпохи национального становления Румынии является валашский князь Влад Тепеш.

Князь Влад III Тепеш, православный самодержавный господарь Валахии. Почти все, что связано с деятельностью этого человека, окутано тайной. Место и время его рождения точно не установлены. Валахия была не самым спокойным уголком средневековой Европы. Пламя бесчисленных войн и пожаров уничтожило подавляющее большинство рукописных памятников. Лишь по уцелевшим монастырским летописям удалось воссоздать облик реального исторического князя Влада, известного современному миру под именем графа Дракулы.

Год, когда родился будущий повелитель Валахии, мы можем определить лишь приблизительно: между 1428-м и 1431-м. Построенный в начале 15 в. дом на Кузнечной улице в г. Сигишоаре до сих пор привлекает внимание туристов: считается, что именно здесь увидел свет мальчик, названный при крещении Владом. Родился ли будущий господарь Валахии именно здесь неизвестно, зато установлено, что в этом доме жил его отец князь Влад Дракул. Как нетрудно догадаться, "дракул" по румынски означает дракон. Князь Влад состоял в рыцарском ордене Дракона, ставившего своей целью защиту Православия от неверных. Название этого ордена тесно связано с древними верованиями балканских народов, в балканском фольклоре змей, дракон - зачастую положительный персонаж, защитник рода, герой, побеждающий демона.

(Комментарий "ПС": В принципе, двойной символизм вроде бы "злых" животных - драконов, змей, волков - представляет собой одну из основ древнейшего Мифа. Люди Традиции отлично знали, что многое суровое и грозное вдатный вольный край, к плодородной земле, защищенной от вражеских набегов дремучими лесами и отрогами горных цепей. Венгры называли эти места Трансильванией - "страной по ту сторону лесов", а саксонские купцы, построившие здесь хорошо укрепленные города, - Зибенбюргеном, то есть Семиградьем. Все больше людей стекалось в эту область. За какие-нибудь полстотни лет Трансильвания расцвела.

Ее города-республики - Шесбург, Кронштадт, Германштадт - росли и богатели. Более 250 сел и деревень, не знавшие турецких набегов, с избытком обеспечивали все население пшеницей, бараниной, вином и маслом. Географическое положение Трансильвании было очень выгодным: как только край стал обитаемым, по нему пошла одна из основных ветвей Великого шелкового пути. Возникли новые ремесла, новые цехи, ориентированные, в основном, на экспорт. Кроме того, трансильванцы занимались тем, что впоследствии назовут экономическим пиратством. Так, хитрые ткачи Семиградья делали ковры, почти неотличимые от турецких, и сбывали за соответствующую цену.

Богатство Трансильвании делало ее в высшей степени лакомой добычей для могущественной османской империи. Семиградье, не будучи централизованным государством, не имело собственной постоянной армии. И лишь при помощи тонких и сложных политических игр трансильванским городам удавалось обеспечить стабильность своего конгломерата. Но империя Мухаммеда I была слишком крупным противником. Никакие хитроумные доводы семиградских политиков не могли убедить турок добровольно отказаться от экспансии на север. Поэтому независимость Трансильвании оказалась тесно связанной с замыслами и действиями валашских государей: маленькое православное княжество Валахия лежало между Семиградьем и мусульманским колоссом, играя роль своеобразного буфера. Прежде чем напасть на Трансильванию, туркам требовалось покорить Валахию, и в интересах семиградцев было создать такое положение дел, чтобы султан дважды подумал, прежде чем начинать новую войну с Валахией.

Эпитет "новая" не случаен. Хотя в середине 14 в. значительная часть Балканского полуострова уже входила в состав Османской империи, турки не чувствовали себя здесь хозяевами. Восстания против турецкого ига вспыхивали то тут, то там. Они всегда жестоко подавлялись, но все же иной раз вынуждали турок идти на некоторое компромиссы. Одним из таких компромиссов было сохранение государственного статуса отдельных княжеств, при условии вассальной зависимости от султана. Была оговорена ежегодная дань - например, Валахия выплачивала ее серебром и лесом. А для того, чтобы тот или иной князь ни на минуту не забывал о своих обязанностях по отношению к повелителю магометан в Стамбуле, он должен был отправить заложником ко двору султана своего старшего сына. И если князь начинал проявлять строптивость, юношу ждала - в лучшем случае - смерть.

Такая судьба была уготована и молодому Владу. Вместе с несколькими другими высокородными отроками - боснийцами, сербами, венграми - он провел несколько лет в Адрианополе в качестве "гостя".

Об изощренных казнях мусульманского средневековья написано много книг, читать их страшно. Ограничимся описанием двух небольших и, по понятиям того времени, незначительных эпизодов, свидетелем которых был молодой Влад.

Первый эпизод - повесть о султанском милосердии. Дело было так: один из вассальных князей поднял восстание и этим обрек на смерть двух своих сыновей - заложников. Мальчиков со связанными руками привели к подножию трона, и султан Мурад милостиво объявил, что по своей бесконечной милости он решил смягчить заслуженную ими кару. Затем, по знаку властелина, один из янычар-телохранителей выступил вперед и ослепил обеих братьев. Слово "милость" применительно к данному случаю употреблялось вполне серьезно, без всякой издевки.

Вторая история связана с огурцами. Гостеприимные турки выращивали для стола пленных принцев привычные им овощи, и вот однажды обнаружилось, что с грядки похищено несколько огурцов. Дознание, срочно проведенное одним из визирей, не дало результатов. Поскольку подозрение в краже редкого лакомства падало в первую очередь на садовников, было принято простое и мудрое решение: немедленно выяснить, что находится в их желудках. "Специалистов" по вспарыванию чужих животов при дворе хватало, и волю визиря тут же исполнили. К радости верного слуги повелителя, его прозорливость получила блестящее подтверждение: в пятом по счету разрезанном животе обнаружились кусочки огурца. Виновному отрубили голову, остальным же было дозволено попытаться выжить.

Что же касается казни на колу, изобретенной турками, то редкий день обходился без этого зрелища. Гибель одного или нескольких несчастных являла собой как бы обязательный традиционный пролог к еще более обширной кровавой драме.

Трудно представить, что происходило в душе двенадцатилетнего мальчика, видевшего все это изо дня в день. Впечатления, приобретенные Владом в отроческие годы, омытые реками христианской крови, оказались решающими при формировании характера будущего господаря Валахии. Какие чувства переполняли его сердце, когда он смотрел на предсмертные муки людей, прежде всего, плененных турками христиан - жалость, ужас, гнев? Или, может быть, желание покарать турок, применив к ним их же оружие? Во всяком случае, Влад должен был скрывать свои чувства, и он в совершенстве овладел этим искусством, ведь точно так же его отец в далекой Валахии, стиснув зубы, он слушал надменные речи турецких послов, сдерживая руку, рвущуюся к рукояти меча.

Оба Влада, старый и молодой, верили, что это до поры до времени.

В 1452 г. Влад вернулся на родину и вскоре занял опустевший валашский трон. Очень скоро ему пришлось столкнуться с противодействием бояр, мешавших проведению единой политической линии, и он повел безжалостную борьбу с ними. К тому же, бояре были явно расположены в пользу турок. Это легко понять: наместники султана не покушались на привиллегии древних родов, а лишь требовали своевременной выплаты дани. Воевать с султаном никто из бояр не собирался, а что касается дани, то вся ее тяжесть ложилась бременем на всю нацию. Олигархи, встревоженные замыслами молодого князя, стали плести интриги. Но Влад был готов к этому. Как только оппозиция сформировалась, он начал действовать, причем с энергией и размахом, совершенно неожиданными для его противников.
Слово "вампир" пришло из венгерского языка, а большинство преданий о них родилось в Восточной Европе. Ирландец БрэмСтоукер, написавший знаменитого "Дракулу", позаимствовал этот сюжет из легенд о Владе IV (его родовое звание и имя - граф Дракул) - трансильванском дворянине, который жил в XV веке и сражался против турецкого ига. Влад также был известен своими садистскими наклонностями - он наслаждался истязаниями пленных узников. Легенда гласит, что граф любил устраивать пирушки среди огромного, количества заостренных деревянных кольев, на которые были насажены тела турок, плененных в бою, поэтому он вошел в историю под прозвищем Тепеш ("Сажающий на кол").
Но не меньше ужаса навевал Тепеш и на своих соотечественников. В окрестностях его замка исчезали люди. За высокими каменными стенами свершались ужасные и богомерзкие дела. В одной из историй об этом замке графа назвали "вампиром". Его пристрастие к крови разделяли и другие карпатские дворяне. В 1610 г. по указу венгерского короля была казнена графиня Элизабет Батори. Она, неплохо разбиравшаяся в оккультизме, узнала, что может продлить молодость и красоту, если будет купаться в крови молодых девушек. Многие ничего не подозревавшие девушки были завлечены в ее замок, а затем обескровлены и похоронены там. Но одной из них удалось бежать, она и поведала эту ужасную историю. В наказание за совершенные злодеяния "кровавую" графиню заживо замуровали в ее собственной спальне. Из таких мрачных историй рождались легенды о вампирах.
В 1897 г. Стоукер в своем романе создал, опираясь на исторические факты и частично домысливая историю, образ самого графа Дракулы. Вот как описано первое явление графа Джонатану Харкеру в романе БрэмаСтоукера: "Внутри стоял высокий старик, чисто выбритый, с длинными седыми усами, одетый с головы до пят во все черное, без единого цветного пятнышка. Он продвигался вперед рывками. Сжимая мою руку с такой силой, что я сморщился от боли, несмотря на то, что его собственная рука была холодна, как лед, и больше подошла бы покойнику, чем живому человеку... Лицо его было властным - очень энергичным - с тонким орлиным изогнутым носом и особенно раздувающимися ноздрями, с величественным высоким лбом. На висках волосы были жидкими, но зато в остальных местах сильно разросшимися. Густые брови его почти что срастались на переносице... Рот застыл в зловещей улыбке, открывая чрезвычайно острые зубы, которые даже выступали за губы, чей ярко-красный цвет свидетельствовал об изумительном здоровье старика, несмотря на его возраст. И наконец, бледные уши его по краям были необычно заострены, а подбородок широк и массивен, щеки же казались напряженными и тонкими. Первое, что бросалось в глаза, была его мертвенная бледность... Нельзя было не заметить, что они [его руки] были довольно крепкими, крупными, с короткими толстыми пальцами. Самое странное, что на ладонях его росли волосы. Длинные тонкие ногти на концах были заострены. Когда граф наклонился и прикоснулся ко мне, я не смог подавить дрожь. Во всех его чертах и в голосе было спокойствие, но когда я слушал его, то откуда-то издалека, снизу, с улицы до меня донесся волчий вой. Глаза графа заблестели, и он произнес: "Слушайте их - детей ночи. Какая чудесная музыка!" * * * draculacastle.narod.ru Выдержки из Книги Dracula Дональда Фом. Metuchen, N.J. 1975 Румынский господарь Влад III, более известный как Дракула (1431-1476), происходил из рода Басараба Великого, правителя Валахии (1310-1352), в тяжелой борьбе отстоявшего независимость своего государства от Венгрии.
Дед Дракулы - воевода Мирча Старый (1386-1418) - благодаря своей государственной мудрости и военным удачам заслужил славу румынского Шарлеманя, хотя в итоге признал себя вассалом Османской Турции. Но тут уж у него просто не было выхода. В XV веке православная Валахия оказалась яблоком раздора для двух супердержав - Венгрии и Оттоманской Порты. За Венгрией стояло тогда все католичество, предпринявшее очередное наступление на православие, Порта же, борясь за лидерство в исламском мире, претендовала и на лидерство глобальное. Сохранить независимость, воюя на два фронта, не представлялось возможным, однако уступка Венгрии повлекла бы католизацию страны, а Порта в религиозной политике отличалась большей терпимостью. Мирча Старый выбрал меньшее зло, на его, конечно, взгляд. Борьба двух супердержав реализовывалась в смене хозяев валашского трона. Как правило, принц из династии Басараба, претендовавший на трон, уже занятый ставленником одной из держав, получал поддержку (финансовую, военную и т.п.) от ее соперницы. После чего претендент, опираясь на группу недовольных бояр, затевал смуту и, если удача ему сопутствовала, становился господарем. Отец Влада III - Влад II - захватил престол в 1436 году, свергнув двоюродного брата при поддержке венгерского короля Сигизмунда Люксембурга. Но позже, уступая турецкому давлению, Влад II вынужден возобновить вассальные обязательства валашских господарей и отправить заложниками ко двору султана двух сыновей - - Влада и Раду. Венгрия, конечно, тоже усилила давление, и Владу II постоянно приходилось маневрировать, изыскивая компромиссы.
Тем не менее, в 1447 году он был убит по приказу регента венгерского королевства легендарного Яноша Хуньяди, а валашский престол занял новый венгерский ставленник. В 1448 году семнадцатилетний Влад предпринял первую попытку захватить престол. Воспользовавшись тем, что войска Хуньяди были разгромлены турками, Влад с турецкой помощью воцарился под именем Влада III. Но - ненадолго: венгерский протеже, собравшись с силами, вернул престол. Он, однако, проявил излишнюю самостоятельность, и в 1456 году Влад III - теперь уже при поддержке Яноша Хуньяди - вновь вступил во владение отцовским наследством. На этот раз Влад III правил, сохраняя верность роду Хуньяди, и даже помог утвердиться на венгерском троне сыну Яноша - Матьяшу. Провенгерская политика пришлась не по нраву Турции, что и обусловило войну, начавшуюся в 1461 году. Влад III сам вторгся на территорию противника, и разгневанный султан Мехмед Завоеватель лично повел войска против взбунтовавшегося вассала. Влад III рассчитывал на помощь двоюродного брата молдавского господаря Стефана Великого и короля Матьяша, однако надежды не оправдались. Родственник не только не пришел на помощь, но еще и попытался захватить валашскую пограничную крепость Килию, а Матьяш Венгерский не счел нужным ввязываться в войну, хоть и получил от папы Римского деньги на новый крестовый поход против турок. Оставшись без союзников, Влад III, тем не менее, продолжал войну, причем даже турки удивлялись его храбрости, жестокости и таланту полководца. Но силы были не равны: валашский господарь потерпел поражение и бежал во владения венгерского короля, бросив разгромленную армию. Новым господарем в 1462 году стал его брат Раду по прозвищу Красивый, а Влада III Матьяш Хуньяди заточил в темницу, инкриминировав бывшему союзнику сговор с турками. Историки спорят о том, насколько обоснованно было обвинение, но, в любом случае, Матьяш сумел оставить у себя папские деньги, избежав под благовидным предлогом нежелательной тогда войны с Турцией. В тюрьме Влад III оставался более десяти лет и получил свободу, лишь перейдя в католичество. Затем он женился на родственнице короля и, заручившись помощью Хуньяди, в 1476 году третий раз вторгся в Валахию. Владу III удалось захватить столицу, но вскоре он погиб в бою, причем обстоятельства его смерти до сих пор толком не выяснены. "Мировую известность" Влад III обрел еще при жизни. Главным образом - благодаря неистовой отваге и столь же неистовой кровожадности, которая даже в мрачную эпоху Позднего Ренессанса казалась паталогической. Он был немыслимо жесток и к врагам, и к союзникам, и к подданным: рубил им головы, сжигал, сдирал кожу, принуждал к людоедству, варил заживо, вспарывал животы, сажал на кол и т.д. и т.п. В сажании на кол Дракула особенно преуспел.
Однажды безо всяких причин он напал на свой же ни в чем не повинный город и умертвил под пытками 10 тысяч подданных. Многие из них были посажены на кол - так он заработал еще одно прозвище - "тепес", или "колосажатель". Во время самого дикого из устроенных им побоищ в 1460 году в день Святого Варфоломея в одном из городов Трансильвании было посажено на кол 30 тысяч человек. Дракула был не просто садистом. Его жестокие кары имели некий политический смысл. К примеру, когда посланники турецкого двора осмелились не снять головные уборы в его присутствии, он приказал гвоздями приколотить тюрбаны к головам, что было, несомненно, вызывающе смелой демонстрацией независимости. В зависимости от социального статуса приговоренных колы различались по длине, диаметру, цвету, из них составлялись прихотливые геометрические фигуры - нечто вроде "сада пыток", где Влад III любил пировать на досуге, причем трупный смрад и стоны агонизирующих отнюдь не портили его аппетит. Вот почему в историю Румынии Влад III вошел под прозвищем "Цепеш" (букв. "Насаживатель-на-кол"). Даже в венгерской тюрьме Влад III, согласно древнерусскому "Neacaie? i A?aeoea aiaaiaa ", оставался верен своим пристрастиям: ловил или покупал мышей и птиц, которых пытал, сажал на кол и обезглавливал. Неистовость Влада III (в немецких источниках его называют "wutrich" - "неистовый", "изверг", "лютый"), похоже, изрядно надоела не только врагам, но и подданным и в 1974 году они убили Цепеша в возрасте 45 лет. 45 лет. Его отрубленную голову законсервировали в меду и доставили в качестве трофея султану. Согласно версии XV века, Влада III в бою приняли за турк а и, окружив, пронзили копьями, о чем, заметив ошибку, весьма сожалели. Но если все так и было, то почему же Влад III, успев зарубить пятерых нападавших, не успел объяснить остальным, что он - их воевода? И зачем "скорбящие" соотечественники, о трубив голову мертвому господарю, послали ее султану? Кровожадную изощренность валашского воеводы европейцы обычно воспринимали в качестве некоей восточной экзотики, абсолютно неуместной в "цивилизованной" державе. Например, когда Джон Типтофт, граф Уорчестер, вероятно, наслушавшись об эффективных "дракулических" методах во время дипломатической службы при папском дворе, стал сажать на кол линкольнширских мятежников в 1470 году, его самого казнили за поступки - как гласил приговор - "противные законам данной страны".
Историки различным образом оценивали роль Влада III. Одни видели в нем национального героя Румынии, защитника от мусульманской экспансии, борца с боярскими злоупотреблениями (К.Джуреску), другие считали Влада III беспринципным тираном, ничем не отличающимся от других государей-"макиавеллистов" Позднего Ренессанса, называли его правителем-"террористом", предтечей Сталина и Гитлера (Р.Макнелли и Р.Флореску). Однако, по общему мнению, репутацию вампира- чернокнижника Дракула приобрел лишь в конц е XIX века - благодаря воображению и таланту Брема Стокера (1847-1912), автора знаменитого романа "Дракула"(1897). Действительно, в письменных источниках нет упоминания о чернокнижничестве и вампиризме валашского господаря. Но если принять во внимание специфику этих источников, то выясняется, что фантазии английского романиста были отнюдь не беспочвенными. В XV веке, как, впрочем, и ранее, в Валахии не велись хроники - ни официальные (княжеские), ни монастырские. Сохранились лишь десятки писем самого Дракулы (на латыни и церковнославянском языке), да поздние записи фольклорных преданий о жестоком , ироничном, коварном, но мудром и отважном Цепеше.
Что касается иностранных источников, то здесь наиболее значительны немецкие, венгерские, поздневизантийские и русские. Среди немецких следует выделить десятки печатных памфлетов XV века, повествующих о "садистических" деяниях господаря-изверга, а также аналогичной тематики стихи венского миннезингера М.Бехайма. Точка зрения венгров представлена итальянским гуманистом А.Бонфинио, автором латинской хроники, подвизавшимся при дворе Матьяша Хуньяди. Она мало чем отличалась от немецких текстов - о православном государе, сжигавшем католические монастыри, писали католики. С большей симпатией относятся к Дракуле византийские историки XV века Дука, Критовул, Халкондил, но и они, главным образом, пересказывают истории о свирепых шутках Цепеша. На Руси же было популярно "Necaiea i A?aeoea aiaaiaa ", где основным преступлением Влада III объявлялась измена православию. Все истории о Дракуле напоминают анекдоты. Вот Дракула, встретив крестьянина в ветхой рубахе и узнав, что жена у него ленива, приказывает отрубить ей руки и посадить на кол: лентяйке руки не нужны - она и так безрукая, а потому и жить ей незачем. Или, например, Влад, взойдя на престол, спросил у бояр, сколько господарей знал каждый из них, и даже самый молодой боярин перечислил семерых; тогда Дракула сказал, что век господарский короток из-за постыдных боярских интриг, а коль так, то и бояре не должны жить дольше, чем их повелители - справедливость господарь восстановил на свой лад, повелев казнить собравшихся. "Анекдотичность" сближает письменные источники с народными преданиями о Цепеше, что неудивительно. Нерумынские авторы, как правило, тоже основывались на рассказах очевидцев (или выдававших себя за таковых), т.е. на сюжетах, имевших фольклорное бытование, ведь тогда повести о "чужой земле" и воспринимались как легенды. Следовательно, весь корпус "дракулических" текстов - по сути фольклорен, а у фольклора свои законы.
Авторитетный исследователь С.Н.Азбелев в связи с этим указывал, что фольклор "очень редко сохраняет точность фактических деталей, но у него есть другое преимущество: эпос может хранить веками без радикальных изменений ту обобщенную оценку сущности события, какая отложилась в сознании широкой общественной среды". Потому сведения о Дракуле надлежит интерпретировать не только в историко-прагматическом аспекте, но - и прежде всего - в мифологическом. Это касается самого имени, точнее прозвища Влада III Дракула. Федор Курицын, предполагаемый автор "Neacaiey i A?aeoea aiaaiaa " , характеризуя Влада III, прямо говорит, что "именем Дракула влашеским языком, а нашим - Диавол. Толико зломудръ, яко же по имени его, тако и житие его". Тут русский книжник XV века допускает ошибку, хотя и не принципиальную.
По-румынски "дьявол" - это "дракул", а "Дракула" - "сын дьявола". Прозвище "Дракул" получил отец Влада III, однако историки традиционно объясняют, что связь с нечистой силой тут ни при чем. Отец Дракулы, еще не заняв престол, вступил при дворе Сигизмунда Люксембурга в элитарный Орден Дракона, основанный венгерским королем ("по совместительству" - главой Священной Римской исмперии) для борьбы с неверными, главным образом - турками. Орден этот, его элитарный характер и герб описаны Э.Виндеке, современником и биографом Сигизмунда Люксембурга. Став господарем, Влад II по-прежнему относился к рыцарским обязанностям настолько серьезно, что повелел изобразить дракона - элемент орденской символики - даже на монетах, хотя изображение на монетах считалось сакральным, почему, кстати, фальшивомонетчиков и карали так жестоко. Соответственно, неуемный рыцарь и заработал мрачноватое прозвище: "Дракул" означает по-румынски не только "дьявол", но и "дракон". И все-таки, излагая "эмблематическую" версию, даже её сторонники Р.Флореску и Р.Макнелли оговариваются: возможно, современники понимали прозвище господарей буквально. Смысл орденской символики государь не разъяснял всем и каждому, зато изображение дракона вызывало у многих вполне определенные ассоциации. Опять же, Орден Дракона в качестве орудия борьбы с неверными выглядит довольно странно, а если учесть, что создавался он в эпоху небывалого распространения всякого рода ересей и чернокнижничества, то возникает закономерный вопрос: не поклонялись ли рыцари дракону-дьяволу? Прямых свидетельств того, что Влад II считался колдуном, нет, однако, если прозвище "Дьявол", немыслимое для христианского государя, все же закрепилось (вне зависимости от причин его появления), значит, в народном сознании сложилось соответствующее представление. То же самое можно сказать и о Владе III. Чем бы ни было обусловлено прозвище господаря, оно сохранилось в фольклоре, т.е. информация, в нем заложенная, оставалась актуальной. Имя "Дракула" можно понимать и как "сын человека по прозвищу Дьявол" (Халкокондил именует "Дракулой" и Цепеша, и Раду Красивого - другого сына Влада II), и как "приверженец Дьявола, следующий путями тьмы". Такого рода указания вовсе не обязательно относятся к области морали, чаще всего имеется в виду связь с не чистой силой.
Не случайно замок Дракулы местные крестьяне, о романе Стокера не слыхавшие, даже в ХХ веке считали местом нечистым. Примечательно и то, что многие "дракулические" предания повествуют о кладах, спрятанных валашским господарем, который непременно убивал ни в чем не повинных свидетелей, а подобные эпизоды характерны для легенд о колдунах и разбойниках. Клад не эквивалент банка, а ценность золотых монет и украшений опредляется не только их реальной стоимостью. Это, как указывает В.Я.Пропп, "утратившие свою магическую функцию предметы из потустороннего мира, дающие долголетие и бессмертие". В русском "Neacaiee i A?aeoea aiaaiaa " все прямо названо своими именами: жестокий властитель приказал мастерам изготовить специальные бочки, сложить туда золото и опустить на дно реки, после чего Дракула "мастеровъ тех посеща повеле, да никто ж увесть съделанного имъ окаанства, токмо тезоимениты ему диаволъ". Автор как бы расшифровывает миф, подчеркивая, что валашский господарь не просто тезка дьявола, но и действует словно колдун, по определению с дьяволом связанный. В контексте "колдовства" Дракулы стоит вспомнить об уже упоминавшемся нападении молдавского господаря Стефана Великого на крепость своего кузена Влада III. При осаде Стефан был ранен стрелой, тяжело заболел и отступил. Рана не заживала сорок лет, а врачи, выписанные из Италии и Германии, по таинственным причинам ко двору господаря добраться не могли, и в результате причиной смерти Стефана стала именно валашская стрела. История, по меткому замечанию исследователей, "дракулескная", т .е. анекдотически-загадочная, колдовская. Прямых свидетельств вампиризма Дракулы тоже нет, но зато есть немало косвенных. Так, в поэме Й.Будай-Деляну "Цыганиада" (опубликованной после смерти автора в 1875-1876 гг.)
Дракула, возглавив армию цыган, борется с турками , злокозненными боярами и - вампирами. Известно, что Будай-Деляну использовал в поэме фольклорные сюжеты, потому указания на связь Дракулы с цыганами и вампирами особенно важны. Цыгане издревле считались народом мистическим, народом гадалок и колдунов, а в том, что будай-деляновский Дракула не вампир, но противник вампиров, ничего удивительного нет: обычный для мифологического сознания сюжет-"перевертыш" - герой сражается с собственной ипостасью. Соответствующие намеки нетрудно найти и в описании гибели Дракулы. Разумеется, есть основания предполагать, что воины Влада III обратили копья против господаря по сообржениям страха и мести или ради турецкой награды, а голову отрубили, дабы послать султану и тем самым выслужиться или наглядно подтвердить выполнение "заказа" - голова Цепеша была выставлена в Стамбуле на всеобщее обозрение. Но при всем том воины Дракулы действовали именно так, как обычай предписывал поступать с вампирами : тело кровопийцы надлежало пробить острым оружием, а голову - непременно отделить от туловища. С этой точки зрения характерна также история могилы Дракулы. Влад III был похоронен недалеко от места гибели - в православном Снаговом монастыре, которому его род покровительствовал. Кстати, согласно местному преданию, на территории монастыря располагалась пыточная тюрьма Цепеша.
В 1930-е гг. археологи провели официальное вскрытие могилы, но нашли там только следы осквернения - мусор и ослиные кости. Зато неподалеку обнаружилась идентичная по размерам безымянная могила, где лежали скелет без черепа и остатки одеяния, подобающего валашскому господарю. Интересно, что первый раз Дракулу похоронили напротив алтаря, а второй - под каменными плитами пола, похоже, с той целью, чтобы входящие попирали прах Цепеша. По мнению исследователей, осквернили могилу и "перезахоронили" Дракулу монахи Снагова монастыря, причем сделали это на рубеже XVIII-XIX веков - как раз тогда, когда Й.Будай-Деляну и писал "Цыганиаду". Не исключено, что, почитая Цепеша - национального героя, соотечественники не забывали о другом его лике - Дракуле, кровопийце и чернокнижнике. Впрочем, если б не было мифологически-фольклорных указаний на вампиризм Цепеша, все равно было бы правомерно соотнести имя Дракулы с легендами об упырях. У румын существует поверье: православный, отрекшийся от своей веры (чаще всего принявший католичество), непременно становится вампиром, переход же в католичество Влада III, некогда грабившего католические монастыри, безусловно, стал весьма впечатляющим событием для его подданных-единоверцев. Вполне вероятно, возникновение этого верования обусловлено механизмом своеобразной "компенсации": переходя в католичество, православный, хотя и сохранял право на причащение Телом Христовым, отказывался от причастия Кровью, поскольку у католиков двойное причастие - привилегия клира. Соответственно, вероотступник должен был стремиться компенсировать "ущерб", а коль скоро измена вере не обходится без дьявольского вмешательства, то и способ "компенсации" выбирается по дьявольской подсказке. Кстати, логика "компенсации" провоцирует и ныне появление "хоррорных" сюжетов о вегетарианцах-убийцах, палачах-активистах "Общества защиты животных" и т.п. В XV веке тема вероотступничества особенно актуальна: это эпоха наиболее интенсивной католической экспансии, что уже отмечалось выше. Именно тогда гуситы воевали со всем католическим рыцарством, отстаивая "право Чаши" (т.е. право причащаться Кровью Христовой, будучи католиками-мирянами), за что их и прозвали "чашниками". Борьбу с "чашниками" возглавил император Сигизмунд Люксембург, и как раз тогда, когда отец Дракулы стал "рыцарем Дракона", главным противником Ордена были не турки, а мятежники-гуситы. Современники вполне могли видеть в Дракуле упыря, однако следует учитывать, что их представление о вампирах существенно отличалось от нынешнего, сложившегося благодаря литературе "ужасов" и кинематографу и восходящего к романтичской и неоромантической литературе, а также к преданиям XVII-XVIII веков. В XV веке упыря считали не разносчиком вампирической "эпидемии" (который, в свою очередь, был ранее заражен другим вампиром), но колдуном, чернокнижником, обязательно заключившим союз с дьяволом ради благ мирских. Такому колдуну-вампиру кровь нужна еще и для совершения магических обрядов.
К примеру, современник Дракулы знаменитый Жиль де Ре, маршал Франции, вошедший в историю изуверскими казнями и пытками, подозревался в колдовстве: предполагалось, что он, будучи магом, использовал кровь и внутренности жертв. Не исключено, что и "кровавые гекатомбы" Влада III воспринимались аналогично - колдуну-вероотступнику тем более полагалось быть изощренно жестоким, сладострастно экспериментировать с человеческим телом и кровью. Любопытная параллель есть и в русской литературе: колдун-оборотень из повести Н.В.Гоголя "Страшная месть" - вероотступник, причем именно перешедший в католичество, и он хранит в земле несметные с окровища. Итак, в основе стокеровской версии Дракулы-вампира - опора на реконструкцию мифа и реальные исторические документы. Практически каждой черте, приписанной Дракуле, можно найти то или иное обоснование, мотивировку. Вот, например, называет Стокер своего героя "берсерком", объясняя это - не вполне убедительно с исторической точки зрения - родством Дракулы со скандинавскими витязями, известными беззаветной отвагой. Но, с другой стороны, здесь легко увидеть переосмысление эпитета "wutrich", ко торый в немецких источниках используется как по отношению к Дракуле, так и для характеристики "лютой" храбрости берсерков. Образы же Дракулы-предводителя отряда цыган, Дракулы, ведающего тайны древних кладов, Дракулы-упыря и чернокнижника - не просто вымысел, но результат синтеза интуиции ученого и фантазии литератора.